В ДАЛЕКИХ ПЯТИДЕСЯТЫХ

Переводники

В послевоенный период, в связи с широко развернувшимися работами по созданию атомного оружия, в геологической отрасли начался урановый бум. Для поисков радиоактивного сырья были срочно созданы крупные региональные экспедиции Кировская, Березовская, Краснохолмская и ряд других, введена система так называемых “попутных поисков”, развернуты разведочные работы на всех известных урановых месторождениях. Все это потребовало большого числа геофизиков и как можно быстрее. Решено было действовать по двум направлениям: во-первых, существенно увеличить прием в ВУЗы на геофизическую специальность, а во-вторых, перевести в геофизики некоторое количество студентов–геологов старших курсов, добавив им на обучение полтора года. За это время переводникам следовало прослушать основные геофизические и некоторые дополнительные дисциплины, пройти учебную и дипломную практики и выйти в свет уже инженерами–геофизиками. Под эту акцию попали и студенты-геологи МГРИ приема 1945 г., окончившие к тому времени уже четыре с половиной курса. Из пяти групп геологов нужно было набрать две группы переводников, всего человек 40-50. Делалось это почти добровольно. Во всяком случае, мы с моим другом Володей Малышевым принимали решение сами, рассуждая примерно так: геофизика – самая современная и перспективная часть наук о Земле и, почему бы нам, наряду с геологией, не познакомиться поближе и с ней. Сказано – сделано, и вот с нового 1950 г. мы - студенты геофизического факультета МГРИ. Следует признать, что переходный учебный план для переводников был составлен очень продуманно и предусматривал подготовку геофизиков широкого профиля, а отнюдь не узких радиометристов. Вначале нам прочли дополнительные главы математики, радиотехнику и электронику, начали читать дополнительный курс физики, в основном ядерной и, конечно, физические основы и полевую часть каждого из главных методов разведочной геофизики: магнито-, грави-, сейсмо- и электроразведки. С этим багажом мы и отправились летом на учебную геофизическую практику в небольшой районный городок Тульской области Епифань. Почему поехали именно туда, а не в Загорск, несмотря на всякие организационные трудности, я не знаю. Может быть потому, что нас было слишком много – одновременно практику проходили и коренные геофизики третьего курса. Так или иначе, но практика прошла вполне удачно. В ней участвовала практически вся кафедра, в том числе сам А.И.Заборовский, Е.А.Мудрецова, И.И.Гурвич, А.И.Петров, Ю.В.Якубовский и другие. Место для практики оказалось вполне подходящим. Широкая надпойменная терраса верховьев Дона легко вместила в себя и сейсмический профиль, и ВЭЗы, и магнитный планшет, и участок для гравиметрических съемок. Аппаратурой по тем временам мы были оснащены совсем неплохо. Сейсморазведкой занимались на сейсмостанции ЭХО-1, гордости отечественного геофизического приборостроения того времени. В гравиразведке использовался гравиметр Молоденского, для магнитных съемок магнитные весы М-2, в электроразведочных работах потенциометр ЭП-1.

Практика дала очень много. Геофизические методы разведки начали приобретать реальные и более понятные, чем в аудитории, очертания. Переводники, представлявшие сначала довольно разрозненную компанию хоть и знакомых, но чужих людей из разных групп, сдружились и превратились в коллектив. В общем, мы остались довольны преподавателями и интересной практикой, а преподаватели, кажется, были довольны нами. Кроме занятий был еще Дон, замечательные луга по берегам, где мы резвились все свободное время. Даже разразившаяся в те дни война в Корее нас не очень озаботила. Ее начало было отмечено в Епифани традиционным образом - в магазинах мгновенно раскупили соль, сахар, крупы и мыло. Через несколько дней, когда стало ясно, что СССР в конфликте непосредственно участвовать не собирается, все понемногу успокоилось. Возвращаясь в Москву, посетили одну из отечественных святынь – Ясную Поляну. К тому времени дом и усадьба были полностью восстановлены после немцев.
Осенью 1950 г. продолжились занятия в институте. В то время кафедра разведочной геофизики располагалась в Лефортово, в здании вечернего металлургического института. Там проходило большинство лекций и почти все практические занятия за исключением радиометрии. Кафедра же спецметодов (радиометрии) находилась на Моховой в корпусе «Ж». Электроразведку нам читал А.Г.Тархов. В то время он еще работал в Министерстве Геологии главным инженером Главгеофизики и появлялся на занятиях всегда в геологической форме. Читал он хорошо, но чувствовалось, что это его первый педагогический опыт. Гравиразведка, естественно, находилась в руках Е.А.Мудрецовой. Ее лекции запомнились бесконечным выводом формул, что вызывало естественный вопрос, а зачем все это надо?… Но высшее образование - великая, не до конца понятая тайна. Как известно, все в жизни когда-то пригодится. Сейсморазведку читал сам И.И.Гурвич, конечно, на высоком уровне. Всегда серьезный и сдержанный, он несколько подавлял окружающих своим интеллектом. Прекрасным лектором и педагогом был А.И.Заборовский, читавший нам теорию электроразведки переменным током. С его громадным опытом и эрудицией он мог, казалось, прочесть при необходимости любую геофизическую дисциплину. Во всяком случае, я до сих помню, как практически экспромтом он прочел совершенно блестящую лекцию о функциях Бесселя и их приложениях в геофизике.
И все–таки для меня лучшим преподавателем той поры остался А.Н.Кронгауз, читавший нам ядерную физику. Спокойная, чуть ироничная манера говорить и держаться, безупречное владение предметом, умение интересно и доходчиво подать сложный материал и сегодня, спустя пятьдесят пять лет, вызывают искреннее уважение и симпатию к Александру Натановичу.

Как ни странно, радиометрическая часть была поставлена у нас весьма неважно. Наверное, это не вина В.И. Баранова, возглавлявшего тогда кафедру спецметодов, а отражение общего уровня радиометрии в тот период. Она фактически только начинала формироваться в те годы. Не было еще ни книг, ни хороших приборов, ни соответствующей лабораторной базы. Все это еще предстояло создать стараниями А.С. Сердюковой и ее коллег Л.В.Горбушиной, И.М.Тененбаум и других. Вообще, фактически получилось так, что готовили переводников геофизиками широкого профиля, а не узкими специалистами по поискам урана. И на дипломную практику некоторые поехали в партии с общими методами. Я, например, попал в партию на Кавказе, которая должна была обследовать полиметаллические месторождения Брдзышха и Дзышра в высокогорной Абхазии. Поскольку техрука в партии не было, исполнять его обязанности поручили мне. А чтобы не получилось конфуза, шефствовать над нами попросили Ю.В. Якубовского, который руководил работой соседней партии. Правда, соседней эту партию можно было назвать несколько условно, только глядя на мелкомасштабную карту. На самом деле располагалась она по другую сторону Кавказского хребта. Поскольку в высокогорное село Псху, где была наша база, дорог не было и единственным средством сообщения был самолет–кукурузник, прилетавший из Сухуми, самым разумным решением проблемы был пеший поход через перевал, что Юрий Владимирович и проделал в то лето раза два-три.
Быстро промелькнул последний этап институтской жизни - подготовка и защита дипломных проектов, и новоиспечённый отряд геофизиков был готов к бою. Их дальнейшая судьба сложилась по-разному. Какая-то часть переводников после окончания института стала работать геологами, несмотря на диплом геофизиков. Некоторые, разъехались по территориальным экспедициям. В Ташкент, в Краснохолмскую экспедицию уехали Рита Чикунова и Света Тальнова, в Кольцовскую эспедицию в г. Лермонтов – Слава Панфилов и Валя Филиппова, в Баку – Тамара Золотовицкая…Однако, через некоторое время значительная часть, нашего выпуска, оказалась в ВИМС’е, который в те годы был главным научным центром по поискам урана. Здесь создавалась методика поисков, разрабатывалась аппаратура, новые лабораторные методы исследования. При ВИМС’е были организованы мощные полевые экспедиции такие, как Саянская. В ВИМС пришли на работу и провели там почти всю трудовую жизнь переводники Володя Малышев, Валя Филиппова, Саша и Зоя Трофимовы, Катя Ефимова, Аня Летунова, Геля Василевская и некоторые другие. Некоторые выросли в крупных ученых, хотя из-за тотальной закрытости урановой тематики в течение почти четырех десятилетий их имена и труды были известны, в основном, среди специалистов в данной области. Так Володя Малышев стал доктором наук, одним из создателей перспективнейшего направления в науках о Земле - изотопной геологии и геофизики.

Как же оценить в целом этот проект с переводниками? Насколько успешным он оказался? В целом, опыт, видимо, удался, хотя и издержки здесь очевидны. Главная проблема состояла в том, что будущие переводники при поступлении в ВУЗ выбирали геологическую специальность и относились к точным наукам - физике и математике довольно легко. После перевода эти науки стали основными для новой специальности. Необходимая перестройка не всем удалась.
У автора этих заметок судьба сложилась так, что ни радиометрией, ни ураном заниматься ему после окончания института не пришлось. Перед распределением А.И.Заборовский предложил мне остаться на кафедре в аспирантуре под его руководством. Предложение было очень лестным, и я с радостью согласился. Думаю, в этом приглашении сыграло свою роль то, что начинались научно-исследовательские работы в Кара-Тау и кафедре нужен был человек с геологической подготовкой, который бы полностью занялся этим проектом. НИС’а на кафедре в то время почти не было. Как оказалось впоследствии, работы в Кара-Тау в 1953 -1957 гг. явились для кафедры во многом этапными, значительно повлиявшими на ее деятельность и состав.

Кара-Тау

В 1950 г. геологи МГРИ по поручению Союзного и Казахстанского геологического руководства начали исследования в Южном Казахстане, в районе хр. Кара–Тау - одной из важных и перспективных полиметаллических провинций страны. Там, в частности, находились и разрабатывались два крупных месторождения: Ачисай и Миргалимсай, дававшие заметную часть свинца и цинка, добываемых в стране. Район Кара-Тау геологически был изучен недостаточно, и решено было ликвидировать этот пробел силами коллектива МГРИ. В НИС’е института была организована Южно-Казахстанская экспедиция, которая начала работы с региональных маршрутов и пересечений для выяснения основных структурных элементов и тектоники района. Вскоре начались геологические съёмки разных масштабов, а потом и тематические работы по стратиграфии, минералогии. геоморфологии и т.д. В 1953 г. дошла очередь и до геофизики. Было решено провести электроразведочные работы на рудопроявлении “Смена”, расположенном в километрах семи от Ачисая. Цель работ - оценить масштаб рудопроявления и перспективность участка. Была организована электроразведочная партия. Научным руководителем работ стал доцент Ю.В.Якубовский, начальником партии - аспирант Д.С.Даев. Весь состав партии, кроме шофера и поварихи - студенты геофизического факультета МГРИ. Среди них два дипломника: Костя Лебедев и Витольд Залесский и 10 третьекурсников: Ирк Кадыров, Галя Ифантопуло, Люция Копаева, Игорь Изюмов, Зоя Трофимова и другие. В городке Туркестан, где была база экспедиции, нам выдели машину ГАЗ-51, несколько палаток, спальные мешки, кухонную утварь и дали команду - “вперед!” Потенциометры, провода, батареи и электроды мы привезли с собой из Москвы. Около небольшой речки разбили лагерь, осмотрелись и начали трудиться.
Участок работ находился на голом каменистом плато, возвышавшемся над округой метров на 200. Решили ставить комбинированное профилирование в расчете на хорошо проводящие сульфидные залежи и метод естественного электрического поля. Масштаб съемок был, кажется, 1:5000. Работать в поле в Кара-Тау было очень непросто. Казалось бы, место открытое, никаких просек рубить не надо, рельеф не слишком пересеченный, небо всегда безоблачное – работай в свое удовольствие. Все это так, но было нечто, что сводило все плюсы на нет. Это нечто была жара. Жара в июле была дикая, изнуряющая. После полудня, часа в два, температура в тени достигала 45-50°С, а уж сколько было на солнце и сказать невозможно. Вокруг ни малейшей тени, только раскаленные камни, осыпи, да кое-где немного делювия. Вначале довольно часто случалось так, что девушки поочередно падали от жары в легкий обморок. Потом все немного адаптировались к непривычным условиям. Бывали дни, когда поднимался ветерок. Сухой и жаркий, он тем не менее приносил облегчение. Часов в пять работа на профиле заканчивалась, и чуть живые все отправлялись в лагерь. Поплескаться в речушке, хотя и мелкой, было верхом блаженства. Солнце постепенно склонялось к горизонту. Наступало время позднего обеда или, если угодно, раннего ужина. Суп, макароны или каша с тушенкой, иногда без оной и чай без конца. В августе появились ранние дыни и арбузы с местной бахчи. Вечер пролетал быстро, кто-то оформлял результаты измерений, кто-то занимался хозяйственными делами. Солнце заходило, и быстро наступала темнота. Наступало самое замечательное время суток. Света в лагере кроме пары фонарей “летучая мышь” не было, и все довольно рано устраивались спать. Спальные мешки обычно вытаскивались из палаток наружу, все укладывались в длинный ряд и начинались неторопливые разговоры, глядя на звезды. Южное небо - это особенное, чудесное зрелище. А в горах, благодаря прозрачному горному воздуху, это - чудо вдвойне. На небе сияют мириады ярких звезд и созвездий. Вот уж воистину “…открылась бездна, звёзд полна, звездам числа нет, бездне – дна…”, как писал М.В. Ломоносов. Хорошо видны созвездия, которых нет на северном небе. Разговоры потихоньку смолкали. Наступала тишина, нарушаемая только бесконечной песней цикад…
Среднеазиатская специфика в виде ядовитых змей, скорпионов, фаланг и пауков- каракуртов, хотя и не слишком досаждала, но все-таки присутствовала. Так, однажды вечером, в лагере раздался жуткий вопль. Один из наших практикантов, третьекурсник Иван Морданов, предвкушая заслуженный отдых, забрался в спальный мешок. Вдруг внутри что-то зашевелилось и ногу как будто обожгло. Путаясь во вкладыше, он кое-как выбрался из мешка. Все сгрудились вокруг, вывернули мешок наружу и вытрясли оттуда отвратительную коричневую фалангу. Сначала нога у Ивана сильно распухла, был жар, но через пару дней все пришло в норму. Говорят весной фаланги, скорпионы и тем более, каракурты, много опаснее.
В тот сезон четких проводящих зон методом комбинированного профилирования мы не нашли, зато обнаружили роскошную аномалию естественного поля интенсивностью около 200 мВ. Для полиметаллического оруденения это было многовато, но после некоторых сомнений передали ее геологам для проверки бурением. Через год или два аномалию разбурили, но, как поется в песне, “…ничего, конечно, не нашли…”. Вскрыли зону графитизации.
В последующие три года геофизические работы в Кара-Тау сильно расширились. Кроме электроразведочной, появилось еще две партии - сейсмическая и каротажная, Они работали под руководством молодых кандидатов наук, только что закончивших аспирантуру, В.П.Номоконова и М.И.Плюснина. Начались также работы по методу радиоволнового

просвечивания, сначала в шахтном варианте. Пришло много нового народа, выпускников МГРИ последних лет и среди них Феликс и Рая Каменецкие, Андрей Постельников, Володя Векслер, Лёша Петровский, Саша Кауфман, Павел Гильберштейн и другие. Довольно скоро геофизические партии из полупроизводственных, решавших конкретные задачи интересовавшие геологов, превратились в тематические научно-методические группы. Они занялись созданием новых геофизических методик, включая теорию, аппаратуру, способы интерпретации полевых данных, опробуя результаты своих изысканий в условиях хр. Кара-Тау. Формирование и становление коллективов молодых ученых и отдельных исследователей, сыгравших в дальнейшем заметную роль в развитии геофизической науки в нашей стране, особенно в области электромагнитных методов, и стало, быть может, главным результатом работ в Кара-Тау. В 1956-1957 гг. работы в Кара-Тау, в основном, завершились, но появились новые договора, продолжавшие начатую там тематику. Так работы по развитию метода радиопросвечивания продолжились совместно с ВИТР’ом в рамках одного из постановлений Совмина СССР по развитию геофизики. Расширились и углубились работы по развитию теории и методики низкочастотной электроразведки, исследованию природы вызванной поляризации в осадочных породах и другим направлениям. Вскоре некоторым группам стало тесно в НИС’е МГРИ. В ЦНИГРИ перешли А.Постельников, А.Петровский и В.Векслер, составившие вместе с В.И.Седовой основное ядро геофизического отдела этого института. Ряд молодых исследователей, развивая тематику, начатую в Кара-Тау, стали впоследствии видными учеными-геофизиками, докторами наук. Среди них А.А.Кауфман, Ф.М.Каменецкий, В.И.Векслер А.Д.Петровский и другие. Хотя молодежь в Кара-Тау трудилась, в основном, самостоятельно, велика была роль и наших старших наставников – преподавателей кафедры общих геофизических методов. В поле побывали практически все, начиная с А.И.Заборовского. Много времени и внимания уделял электроразведочным работам Ю.В.Якубовский. Приезжали в разное время Л.М.Альпин, И.И.Гурвич, Е.А.Мудрецова и А.И.Петров. Александр Игнатьевич обычно приезжал в Кара-Тау в форме генерала от геологии, в которой я никогда не видал его в Москве. Как и некоторые другие ведущие профессора МГРИ, он имел звание Генерального директора геологической службы 3-го ранга (что-то вроде генерал-майора). Выглядел в форме он весьма импозантно, что помогало нам решать всякие текущие дела с местным начальством.
Неоценимую роль во всей Кара-Тауской эпопее сыграл Евгений Евгеньевич Захаров. Профессор МГРИ, заведующий кафедрой полезных ископаемых, не очень здоровый человек, он взвалил на себя почти непосильный труд руководить большой и сложной Южно-Казхстанской экспедицией с не одной сотней сотрудников. Каждое лето он, как генерал на фронте, неутомимо носился в своем “виллисе” по всему Кара-Тау, решая в партиях тысячи больших и малых, научных, кадровых и хозяйственных вопросов. К геофизикам он относился тепло и уважительно. Быстрый разворот геофизических работ во многом был обязан его инициативе. Мы ценили такое отношение и платили ему тем же - искренним уважением и симпатией.
Вспоминаются и комические ситуации, связанные с Кара-Тау. Так одно лето магнитной съемкой руководила у нас И.М.Менгель, уже немолодая дама, попавшая в совершенно неподходящую для нее обстановку. У меня сохранился ее отчет по этим работам. Вот цитата из него: «…с 14-го по 17-ое погода стояла ветреная. 16-го ветер усилился, у нас стало рвать палатку и тент. Мы то и другое спустили, привалили камнями и решили отлеживаться. 17-го вторым ураганным натиском наехал на магнитный отряд Даев. Электроразведочные работы он широко развернул. Силы своего отряда растроил - двух наблюдателей зачем-то послал на 10 дней на Бельмазарское плато, двух отправил в Талдыбулак и двух оставил работать на Смене. Рабочие у него ушли. Находясь в таком критическом положении, Даеву пришлось покуситься на людской состав и хозяйственное имущество магнитного отряда. Отряд был ликвидирован. Ликвидация прошла молниеносно. Лагерь был перенесен на новое место. Вещи наши просто похватали. Сотрудники магнитного отряда, старательно вышколенные мной в духе устойчивого режима в работе, этого натиска не выдержали: при переезде были помяты кольца Гельмгольца, на следующий день лошади чуть не опрокинули наши приборы, у кухарки собака съела масло. С этого дня потерялся также счет магнитного имущества, так как невозможно было разобраться, где чьё и кто чем владеет…» В том же стиле был составлен весь 30-ти страничный отчет о работе магнитного отряда, приписанного к нашей партии. Нельзя отрицать литературный талант Изабеллы Мартыновны, но видит бог, в жизни я никак не тянул на роль геофизического батьки Махно.

Кафедра общих геофизических методов во второй половине 50-х годов

В 1956 г. я защитил кандидатскую диссертацию и вскоре был зачислен ассистентом на кафедру разведочной геофизики. Забавная сторона дела заключалась в том, что вакансия на кафедре появилась в результате перехода А.И.Заборовского на работу в МГУ, где до этого он заведовал кафедрой геофизики на геофаке по совместительству. Так сказать, заменили Заборовского на Даева. Причина ухода Александра Игнатьевича, создавшего во МГРИ геофизическую специальность и проработавшего здесь почти 30 лет, была проста и понятна. К тому времени полностью вошло в строй новое здание МГУ на Ленинских горах, в котором были предусмотрены квартиры для ведущих профессоров – дело по тем временам совершенно исключительное. Александр Игнатьевич с женой, Екатериной Алексеевной Мудрецовой, ютился в то время в одной комнате в коммунальной квартире на Большой Ордынке. Кстати, в МГУ перешли и другие профессора МГРИ, среди которых зав. кафедрой общей геологии А.А.Богданов и зав. кафедрой инженерной геологии И.В.Попов. Заведовать нашей кафедрой после ухода А.И.Заборовского стал другой выдающийся ученый и педагог – Лев Моисеевич Альпин. Было ему в ту пору 58 лет, время расцвета творческих сил и вполне хорошей физической формы. К этому времени МГРИ получил в наследство от МГУ несколько зданий на Моховой, и кафедра переехала из Лефортова в одно из них - корпус “В”. Впервые во МГРИ удалось развернуть вполне приличные по тем временам лаборатории электроразведки, сейсморазведки и каротажа. Неважное помещение досталось гравиразведке и совсем страшноватое, мало, что в подвале, но и без единого окна – магниторазведке. Но, главное, мы были дома, в своём институте и где - в самом сердце Москвы! Какие уж тут неудобства. В электроразведке построили роскошный бак – бассейн для моделирования, в каротажной лаборатории - макет скважины, уходившей через первый этаж в подвал. В разных углах разместились НИС’овские сотрудники. Довольно скоро опять стало тесно, и бак для моделирования вместил в себя одну из партий, благо по площади он был 3 на 4 метра, правда и глубиной 3 метра, так что спускаться туда приходилось с помощью лестницы
Состав нашей кафедры в ту пору был таков: заведующий – Л.М.Альпин, профессор - А.Г.Тархов, перешедший к тому времени из Мингео во МГРИ на постоянную работу, доценты – И.И.Гурвич (сейсморазведка), Е.А.Мудрецова (гравиразведка), А.И.Петров (магниторазведка), Ю.В.Якубовский и Л.Л.Ляхов (электроразведка), ассистенты - М.И.Плюснин, В.П.Номоконов, Д.С.Даев и Н.П.Грачева. Заведующие лабораториями – Е.Н.Прохорова и И.Н.Розанов, лаборанты - Л.С.Казаков, Т.С.Жукова и Д.А.Акимов. В общем, кафедра была сильной и, главное, оптимальной по возрастному составу. Как уже упоминалось, самому старшему - Л.М.Альпину - в 1956 г. было 58 лет, что, по теперешним меркам, почти молодой возраст для преподавателя ВУЗ’а. В расцвете творческих сил находился И.И.Гурвич, которому было около 40 лет. Он активно работал над учебником сейсморазведки для ВУЗов, который он через несколько лет успешно защитил в Совете ИФЗ в качестве докторской диссертации. 45 лет было А.Г.Тархову, формировавшему в те годы новый курс “Комплексирование геофизических методов”. Рвалась в бой полная сил молодежная часть кафедры. Выражалось это, наряду с педагогической деятельностью, в широком развороте на кафедре научных исследований.
Среди ряда направлений выделялись работы по индуктивной электроразведке, проводившиеся группой под руководством Ю.В.Якубовского. Фактически индуктивные методы, являющиеся одной из важнейших частей рудной электроразведки, не имели в то время серьезной теоретической и методической базы. Группе Ю.В.Якубовского в значительной мере удалось восполнить этот пробел. Успех в немалой степени был связан с тем, что Юрию Владимировичу удалось собрать коллектив талантливых молодых исследователей, среди которых выделялись недавние выпускники МГРИ Александр Кауфман и Феликс Каменецкий. Работы этой группы явились пионерными и во многом определили направление развития отечественной индуктивной электроразведки. Их практическим результатом явилось создание методов незаземленной петли и переходных процессов. Следует отметить, что исследования этой группы велись на мировом уровне, а иногда и опережали его. Активно продолжались упоминавшиеся уже работы по методу радиопросвечивания, подземной гравиразведке, рудной сейсморазведке и ряду других тем. Немалую, а, может быть, решающую роль в активизации исследовательских работ на кафедре играл Л.М.Альпин. Хотя основное внимание он уделял работам по каротажу и электроразведке во ВНИИГеофизике и не руководил на кафедре какой– либо исследовательской группой, Лев Моисеевич был полностью в курсе всех работ. Все отчеты и планы не формально, а по существу обсуждались на заседаниях кафедры с его участием. Высокая научная эрудиция и принципиальность Л.М.Альпина определяли общий уровень и атмосферу на кафедре. Состав партий, работающих по договорам, кроме преподавателей–совместителей, включал в себя 15-20 инженеров и техников – штатных сотрудников НИС’а и нескольких студентов старших курсов. Наличие НИС’а в немалой степени влияло на то, что кафедра жила полнокровной жизнью с ежедневным присутствием на работе практически всех сотрудников. Преподаватели, конечно, проводили в институте не все время, но и сравнить те годы с теперешними, когда преподаватели появляются на кафедре едва ли не только в часы занятий, никак нельзя. Не следует, правда, забывать и о том, в каком удобном месте был расположен институт.
Большое место в жизни кафедры занимали учебные практики на Загорском полигоне. Все ждали их и ехали туда с охотой, желая переменить обстановку и поработать на вольном воздухе. На практику выезжала практически вся кафедра, кроме Льва Моисеевича. Преподаватели всегда жили в красном доме. Мужчины - в большой комнате на втором этаже, а наши дамы - Е.А.Мудрецова и Н.П.Грачева - в комнате поменьше на первом этаже. Стараниями институтского начальства быт на полигоне был налажен неплохо. Достаточно сказать, что столовая на полигоне являлась выездным филиалом столовой МГУ на Моховой. Пару раз за время практики на какой-нибудь дальней лесной поляне устраивался костёр с шашлыками, вином, прыжками через костер и прочими забавами. Иногда в нашей комнате поселялся какой- то странный: то ли солдатский, то ли студенческий дух жестких шуток друг над другом. Прибитые или приклеенные к полу тапки, зашитые снизу брюки, размонтированная кровать, которая рушилась при попытке сесть на нее - таковы забавы в подобный период. Старшее поколение в лице И.И.Гурвича, Ю.В.Якубовского, Л.Л.Ляхова частенько устраивало преферансные посиделки, младшее - искало развлечения вне дома. Полигон в пятидесятые годы, в отличие от настоящего, не был еще изуродован множеством нелепых и никому не нужных строений, и чудная природа Подмосковья являла себя во всей красе. Загорские практики были для студентов и для преподавателей и работой и чудесным отдыхом.
Перефразируя классика, хочется сказать в заключение - счастливая, невозвратимая пора молодости, расцвета нашей кафедры и, наверное, всего МГРИ.

(Д.С. Даев)