ПАМЯТИ ЕКАТЕРИНЫ АЛЕКСЕЕВНЫ МУДРЕЦОВОЙ

Большинство гравиметристов - молодых и не очень молодых – вероятно, уже не помнят корифея гравиметрии профессора Екатерину Алексеевну Мудрецову, а еще меньше представляют ее преподавательскую и творческую деятельность. В памяти других она могла остаться требовательной к окружающим и к себе, погруженной в работу, довольно замкнутой и мало склонной к общению.
Мне повезло много лет общаться с Екатериной Алексеевной и по делу, и по личным вопросам. Поэтому я знаю, что в кругу достаточно близких людей она могла быть и общительной, и отзывчивой, и добродушной. Возможно, она несколько отличалась большей воспитанностью, чем напоминала мне воспитанниц института благородных девиц.

Приведу несколько житейских примеров из своего общения с Екатериной Алексеевной. Формально я не был ее учеником, так как учился в Московском нефтяном институте, где она лишь изредка читала лекции. Познакомился я с нею через общих знакомых, когда переехал с Севера, примерно в 1962 г. Я работал в Центргеофизике, занимался детальной гравиразведкой на поиски нефти, угля, хромитов, методическими вопросами детальных съемок. Близкими вопросами занималась и Екатерина Алексеевна, к которой я иногда обращался за консультацией. Вскоре я стал соискателем ученой степени, а моим руководителем по диссертации стала Екатерина Алексеевна.
Екатерина Алексеевна очень активно помогала мне, даже тогда, когда я уезжал в другие районы: в Воркуту, в Удмуртию и др. Тогда я почувствовал, какой она добрый и обязательный человек. Не думаю, что эти черты характера проявлялись только по отношению ко мне. Она приезжала ко мне в Воркуту зимой, когда были самые сильные морозы, а житейские условия были не самыми комфортными. Я не очень деликатно спросил, зачем она приехала в такое время, тем более, что условия для работы в тундре и в шахтах были самые неблагоприятные. Она объяснила, что хотела проверить, не обижают ли меня, хорошо ли ко мне относится начальство, как я живу. Кроме того, ей хотелось посмотреть, как мы работаем на глубоких горизонтах, а для этого хотела спуститься с нами в шахту. Начальник экспедиции был потрясен и обязал нас сделать все, чтобы она не подходила к шахтам. С большим трудом под всякими предлогами отговорили ее.
Это поездка не охладила ее, и через год она приехала ко мне в Удмуртию с теми же вопросами. Ей пришлось жить довольно долгое время в плохих полевых условиях. Она занялась ознакомлением с полевыми материалами и анализом результатов, одновременно изживанием совместно с моей женой моих вредных привычек.
Наибольшее беспокойство и недовольство у нее вызывало фактическое прекращение мною работы над диссертацией, которая мне надоела. Она предъявила мне ультиматум, что прекращает сотрудничать со мной, если я не защищусь через два года. Что я и выполнил.
В тоже время, несмотря на заботу о моих делах, поблажек она мне не давала. Так во время сдачи мною кандидатского экзамена Екатерина Алексеевна проявила такую требовательность, что я едва не завалил экзамен, пришлось В.М. Березкину выручать меня. Требовательность ее характера у кого-то вызывала уважение, а у других – неприязнь. Она была очень целеустремленным человеком.
Добрые отношения между нами поддерживались много лет, мы с женой иногда в встречались у нее дома, пили вместе с хозяйкой очень вкусную наливку и говорили о разных житейских вопросах за большим круглым столом.
Об Екатерине Алексеевне можно долго говорить. Радостно, что память о ней жива и, надеюсь, будет жить.

(В.Н.Розенберг)